г. Екатеринбург,
ул. Академика Шварца 8/1
ул. Академика Шварца 8/1
+7 (343) 290-95-75
Результативность кодирования алкоголизма в клинике Эспераль
Кодирование и эффект в лечении от алкоголизма
НАВСТРЕЧУ ЖИЗНИ или ИСПОВЕДЬ НА ЗАДАННУЮ ТЕМУ
Предлагаем Вашему вниманию рассказ бывшего алкоголика, которому провели одну из самых эффективных процедур - "подшивание торпеды".
...Первые дни после лечения я чувствовал себя как человек, который, внезапно проснувшись после долгого летаргического сна, с тревогой и удивлением озирается по сторонам, не понимая, что с ним происходило. Дни, месяцы и годы прошлого слились для него в один мимолетный сон.
За годы пьянства я совершенно забыл о книгах, лыжах и коньках, о рыбалке и охоте, о долге и чести, о любви и ненависти. Редкие успехи меня не радовали, частые неудачи не огорчали, не льстило встречающееся все реже и реже внимание девушек, не ранило душу полное презрение женщин. Я весьма смутно представлял себе ход мировых событий, не интересовался даже местными новостями. Не знал, где находились мои бывшие сослуживцы, кем сейчас стали и где проживают мои одноклассники. Я все проспал. Проспал в неглубоком, прерывающемся сне. Излишняя осмотрительность и какая-то подозрительность ко всему не оставляли меня ни на миг. Я чутко прислушивался ко всякому разговору, и мне казалось, что говорят только обо мне. Торопливые шаги за спиной — это упорно преследуют меня и сейчас, догнав и грубо схватив за плечо, с дикой злостью прокричат: «Наконец-то ты нам попался!» И последует жестокая расправа.
Вернувшись из больницы, я не пожелал возвращаться на прежнее место работы. Злые языки страшнее пистолета! Откуда-то стало известно, что я лечился от пьянства, и новость эта в считанные часы шумно разнеслась по всему предприятию.
Ну, а дружки-собутыльники? С ними я перессорился в первые же дни после приезда. Отлично зная, что пить мне нельзя даже пиво, они, однако, с упорством и настойчивостью, достойной лучшего применения, приходили ко мне именно с пивом или сухим вином. Начинался обычный разговор.
— У меня к тебе дело, — начинает непрошеный гость.
— Говори, — настороженно отвечаю я.
— Давай выпьем — поговорим.
— Ты же знаешь, что я не пью.
— Ничего не случится от стакана.
— Да ведь я закодировался,— возвышал я голос.
— Знаем мы эти кодировки! Генка Зубр тоже кодировался — сейчас хлещет еще чище!
— Зачем же он тогда лечился?
— А я откуда знаю. Силой направили — вот и лечился. Для справки.
— Так какое у тебя дело ко мне?
— Да ты выпей сначала...
И следовала сцена, знакомая каждому, кто хотя бы-раз был в пьяной компании. Я старался мягко отстранить руку со стаканом, мне грубо, чуть ли не силой, толкали его в рот. Я вежливо отказывался — меня уговаривали с удвоенной силой, обвиняя в зазнайстве, в подлости, во-всех смертных грехах, ехидно советуя вступить в клуб анонимных алкоголиков. В последний раз, когда мне надоела эта комедия, утратив выдержку, я ударил кулаком по руке со стаканом. Со свистом пролетев по комнате, стакан ударился о железную спинку кровати. Раздался звон разбитого стекла. Стало необычно тихо.
Гостя словно ветром сдуло. И с тех пор ко мне не заходили с вином, но все еще приглашали выпить, хотя и менее настойчиво.
Временно я уехал в село. Здесь я получил первую после возвращения из больницы получку. Предстояло новое испытание. Бригада плотников, где я работал, все как один собрались у сельмага. Я двинулся в другую сторону.
— А ты что, не с нами? — удивился бригадир.
— Не обижайтесь, ребята. Но мне пить нельзя. Третий год мучает желудок,—соврал я,— потому и перебрался в село. Ближе к молоку.
— Ну, смотри сам. Тогда завтра приходи прямо к школе. Будете там с Володькой, — сказал бригадир.
И я спокойно отправился к себе на квартиру. Но дома мной овладело какое-то странное беспокойство. Взял книгу — не то. Включил магнитофон — опять не то. Надумал наколоть дров, но топор почему-то валился из рук. Пить не хотелось совсем, но возникло сильное желание побыть вместе с товарищами за одним столом и послушать их пьяную несмолкаемую болтовню. К тому же — эти деньги! Оттягивая карман, они притягивали все мои мысли, мешая спать, сидеть, лежать. Выработанная годами привычка давала о себе знать. А привычка— вторая натура. Зная, что соблазн первых месяцев — коварный соблазн, я, собрав волю в кулак, сказал себе решительно и твердо: «Умри, но не выходи сегодня из дому! Потерпи, завтра будет легче!»
По совету, полученному еще в наркологической клинике, я досыта наелся, хотя есть-то как раз совсем не хотелось, и вновь взялся за книги, привезенные с собой из города. И — странное дело! Ни стихи, ни проза на сей раз меня не увлекли и не отвлекли. Зато «Основы электротехники» — самый обыкновенный учебник — через какой-нибудь час полностью овладели моим вниманием. И все же всю ночь я провертелся волчком, сбив в комок простынь и одеяло. Но утром я шел к школе походкой победителя. Вдыхая полной грудью аромат цветущих садов, я приближался к месту работы с чувством человека, минуту назад объяснившегося в любви.
У школы, вымеряя шагами расстояние от крыльца до сарая, в нетерпении прохаживался Володя. Увидев меня еще издали, он радостно замахал руками, а когда я подошел, вручил мне связку каких-то ключей, топор, пилу и выдергу и, ничего не объяснив, побежал в деревню, напоследок крикнув: «Через час я вернусь». Все понятно. Побежал к коровнику, где сейчас собралась вся бригада. Будут опохмеляться. Значит, раньше, чем к обеду, Володя не появится. Вскоре подошел директор школы и рассказал, что нужно делать. Я сразу принялся за работу. Искоса посматривая на проходящих школьников, подумал: «Наверное, ребятишки, поглядывая на меня, думают: вот, не хотел дядька учиться, а теперь будет махать всю жизнь топором».
Да, вряд ли ребята поверили бы, что с выдергой в руке в школьном дворе орудует человек, имеющий высшее образование. Но не беда! Все это ненадолго. Главное — не сорваться. А первые победы над собой я уже одержал.
Проработав с месяц в плотницкой бригаде, я вновь затосковал по цеху, по технике. В одно прекрасное утро, приодевшись и захватив диплом, я появился на пороге отдела кадров машиностроительного завода.
Доверие — великая вещь! Оно спасло десятки угасающих жизней, изменило сотни неудавшихся судеб. И для меня стало делом чести, делом жизни с блеском его оправдать. Стать настоящим инженером, стать одним из лучших инженеров — вот моя цель на первую половину года. Завод — квартира — библиотека — завод. В то время для меня не существовало другой схемы жизни. Очень часто я проводил в цехах целые дни. Иногда и ночи—столь велико было мое желание доказать всем и самому себе, что мое бесшабашное прошлое — досадное недоразумение, чистая случайность, нелепый казус, что я заблудился во тьме и мраке только по незнанию, только потому, что легкий, а посему дешево ценимый успех сопутствовал мне во всем и привел к печальному и закономерному в таких случаях концу.
И все же больно сознавать, что моя жизнь была бы совсем иной, что мои помыслы, желания, стремления были бы направлены совсем в иное русло, не будь в начале моей жизни длинной полосы легких удач и легкого успеха.
Ход моих мыслей был неожиданно прерван тем, что я увидел. К выкрашенной в зеленый цвет скамейке сквера подошло трое ребят с с гитарой — возможно, студенты, возможно, молодые рабочие — и, несмотря на то, что уже были изрядно пьяны, развернув сверток и положив его содержимое на скамейку, стали продолжать пирушку; они то судорожно хохотали, то вступали между собой в какой-то пьяный бессмысленный спор, то вдруг начинали обнимать друг друга...
Нет, они никого не задевали, никому не грубили. И окружали их не какие-то развязные девицы, а очень милые девушки в голубеньких платьицах.
Но ведь это только сегодня. А завтра?
У меня возникло сильное желание подойти к этим юношам и в присутствии девушек сказать им простым дружеским тоном, каким беседуют с другом или говорят с хорошим приятелем: «Остановитесь, ребята! Бросьте то, что только еще начинается! Не повторяйте моих ошибок! Учитесь на них! Ведь и я родился не пьяницей, а воспитывался в культурной интеллигентной семье под надзором строгой матери. Ведь и я начал с рюмки, с маленькой безобидной рюмки...»
Быстро сгущались сумерки. Кое-где в окнах домов замелькали светящиеся точки, вспыхнули разом огни уличных фонарей. По заносимой листвою дороге проносились автомашины, мотоциклы, мопеды. Тротуары битком забиты спешащими куда-то людьми. Слышалась музыка, откуда-то раздавались веселые песни.
Внезапно в памяти всплыли слова Майи Плисецкой. Когда ее спросили, что хочет сказать она своим искусством, великая балерина, не раздумывая, ответила: «Я хочу сказать, что жизнь прекрасна!»
«Да, жизнь прекрасна! — вслух повторил я и мысленно добавил: — Для тех, кто делает ее такой».
Но пора торопиться и мне. Валя будет ждать меня ровно в семь часов. А будущий врач не любит опозданий, даже если их совершает бывший летчик.